| Главная » Читальный зал » Литературоведение |
Образ острова в цикле рассказов Олега Бундура «Заповедный кордон»
Образ острова в цикле рассказов Олега Бундура «Заповедный кордон»Цикл рассказов Олега Семёновича Бундура «Заповедный кордон» был создан по впечатлениям от поездки автора на Купчининский кордон, что на острове Великом в Белом море. Этот сборник следует рассматривать как вторую часть дилогии об острове Великом в творчестве автора. Первая поэтическая книга «Каша с видами на море» отразила опыт путешествия О. Бундура на южный кордон Великого – Лобаниху за два года до описываемых в рассказах событий. Объединяют эти два художественных цикла не только место действия, автобиографический до буквальности образ рассказчика, который придаёт повествованию жанровую форму дневника и путевых заметок одновременно, но и поэтичность авторского восприятия: даже в эпосе О. Бундур – прежде всего детский поэт, умеющий доступно, образно, внешне безыскусно рассказать ребёнку о красоте родного и такого по-настоящему незнакомого большинству из нас природного мира. Но эта простота обманчива, поскольку основана она в прозе О. Бундура на сложной образной системе, отражающей авторское трепетное отношение к ставшей ему родной северной земле.Уже в первом рассказе цикла возникает символическое сопоставление острова с домом: «Чтобы войти в дом, нужно переступить порог. Чтобы попасть на Купчинский кордон, также надо преодолеть порог, только каменный. А кордон – это дом лесничего и территория, за которую он отвечает». Автор изначально задаёт особый ракурс в восприятии ситуации: дом – не просто стены и потолок, приют от ненастья и опасности, это и место, за которое ты отвечаешь. Мотив ответственности человека за окружающий природный космос красной нитью проходит всю книгу О. Бундура и тесно связывается с образом острова-заповедника. Так, эпитет «заповедный» в названии цикла может быть рассмотрен в нескольких аспектах: как «неприкосновенный», «запретный», «оберегаемый государством»; как «хранимый в тайне», «сокровенный» и, наконец, как «особенно дорогой, заветный» [Т.Ф. Ефремова. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. М., 2000 / poiskslov.com]. Если последнее значение, несомненно, отражает авторское отношение к острову, то первые соответственно свидетельствуют об органичном сочетании в книге О. Бундура двух подходов к созданию образа острова Великого: реально-географического и мифопоэтического. Действительно, с одной стороны, автор даёт чёткую и подробную характеристику острова. Он называет «четыре кордона по сторонам света»: северный – Купчининский, южный – Лобаниху, западный – Городецкий и восточный – Величаиху с указанием точного расстояния между ними; вспоминает «восемнадцать озёр и самое большое – Кумяжье озеро», «болота… и невысокие – до восьмидесяти метров горы и горки»; рассказывает о Кандалакшском заповеднике, организованном в 1932 году для спасения гаги; описывает систему островов Кандалакшского залива, которые вместе с Великим входят в заповедник (Айновы острова и архипелаг семи островов в Баренцевом море) и пр. Такая нарочитая документальность продиктована одной из задач автора, которую он обозначает в тексте: начальство обязало его вести подробную хронику событий, свидетелем которых он станет на Великом, записывать наблюдения, которые могут стать важны для учёных. С другой стороны, лирическое начало врывается в повествование с элементами дневникового жанра и сказки. Великий – особенное место, где сказка в сознании художника рождается на каждом шагу и как бы между прочим, естественно. Так, отмечая, что на Великом «много морских и лесных птиц и зверей. Зверей крупных и мелких», писатель не может пройти мимо сказки о любопытных зрителях-мышах, которые собираются на кордоне под старой летней кухней. А вспоминая о том, что Великий – единственный остров, где встречается остромордая лягушка, тут же начинает адаптировать под ситуацию сюжет фольклорной сказки «О царевне-лягушке и Иван-царевиче». Кроме жанровой структуры сказки, актуализирующей мифопоэтический подтекст в образе острова Великий у О. Бундура, следует назвать и легенду. Вспоминается этот жанр в связи с этимологией северных названий, самого кордона («А я купец – купчина высоко сижу, далеко гляжу») и заливов близ него: «А заливы тут губами называются, и названия у них очень интересные: губа Марфуша, губа Парасьина келья, Парнева губа, Станцева губа. И за каждым названием своя история». И, наконец, на уровне хронотопа, который в цикле О. Бундура можно определить как идиллический, следует говорить о чертах мифа в жанровой структуре книги. Остров Великий с его ограниченным пространством и календарным циклическим временем – модель мира, где возможно гармоничное существование человека и природы. Элементами этой модели мира у О. Бундура становятся солнце, море, лес, растения, птицы, животные, человек. Время действия рассказов – северное лето, полярный день, когда солнце совершает свой круг по небосводу и не оставляет мир: «Ложусь спать – солнце, просыпаюсь – солнце, но с другой стороны». Этот особый феномен Севера для автора – повод задуматься о единстве всего живого на земле: «А так все мы под солнцем живём. Все мы – подсолнухи!». Если образ солнца в художественной картине мира северного острова обуславливает категорию художественного времени, то образ моря определяет пространство. Великоостровский архипелаг, состоящий из 78 островов, – суша, окружённая водой; цикличность, замкнутость, ограниченность островного пространства морем автор постоянно подчёркивает в тексте и определяет это как уникальную особенность. Так, в рассказе «Вокруг Великого» рассказчик рассуждает: «Когда идёшь вокруг Великого, заранее можно сказать, где глубоко, где мелко. У скальных берегов – глубже, а если берег равнинный, или более того – низменный, болотистый, то и море здесь мелкое… И есть, конечно, места глубокие, такие как Великая салма. Великая салма, – значит, Великий пролив. Ну, правильно! Вдоль острова Великий и пролив должен быть Великий». Повтор прилагательного «Великий» не только выражает авторскую оценку, но ассоциативно расширяет пространство острова, делает его похожим на большой отдельный мир. В новелле «И лес, и море» внимательный к слову автор, используя многосоюзие в названии, повествует о своей равновеликой любви к двум центральным стихиям северной природы: «Поначалу я просто разрывался: хожу по лесу – в море хочется. Выйду на лодке море – в лес тянет». Это физическое ощущение неразрывной связи с миром, впрочем, поданное у О. Бундура весьма самоиронично, является в книге важной характеристикой не только природного космоса острова Великий, таинственно влияющего на человека, но и самого рассказчика. Образ леса, как и самого острова, создаётся О. Бундуром на грани сказки и яви. Поэтическое сознание героя в северном лесу ощущает присутствие русской фольклорной сказки: «А лес меняется – то реже, то гуще сосны. И кажется: сейчас на поляне увижу избушку на курьих ножках. А на крылечке Баба Яга-Костяная Нога. Приставила к глазам ладошку козырьком и вглядывается…». В фольклорном сознании образ леса - символ перехода, границы между мирами; рассказчику условно преодолеть этот порог помогает не только поэтичность его художественного восприятия, но и реальный, живой окружающий его в лесу мир растений: «Иду по лесу и плыву. Плыву в запахе багульника. Багульник иначе – болиголов. Надо уходить из этого места, чтоб и вправду не заболиголовило. Только подумал, багульник и закончился. Ну, сказка прямо!». Рассказчик замечает и больших, и малых жителей растительного мира, от сосен до пахучего шиповника, брусники, черники, морошки. Некоторым он уделяет особое внимание. Так, герой вспоминает легенду о чертополохе, который якобы послужил Растрелли прообразом Смольного собора. В связи с этим в новелле «Чертополох» возникает значимый мотив святости природного мира: «А вообще-то всё, что создано людьми, давно уже существует. Смотрю сейчас на лес, на высокие стройные сосны. Это же колонны Казанского собора. А купол неба – Исакий». Образы сосен и неба в таком контексте ассоциируются с размышлениями ещё одного русского поэта, удивительно чувствовавшего гармонию в окружающем мире – Б. Л. Пастернака - и его стихотворением «Сосны»: В траве меж диких бальзаминов, Ромашек и лесных купав, Лежим мы, руки запрокинув, И к небу голову задрав… И вот, бессмертные на время, Мы к лику сосен причтены И от болезней, эпидемий И смерти освобождены. 1 Образ северных сосен особый ещё и потому, что именно они у О. Бундура чаще всего сравниваются с людьми. Причина – не только внешний облик дерева, но и его внутренняя сущность, которую чувствует рассказчик. Например, героя поражают «странные», изогнутые сосны, которые он видит в лесу на острове Великом: «Все деревья на снимках – разные. Одни росли, раздвоившись стволами сразу у земли, как будто два близнеца в детстве поссорились, да так и не помирились, отходя всё дальше. Другие на уровне человеческого роста начинали двоиться, троиться. А некоторые наоборот: росли отдельно, а потом соединились намертво, и не понять, то ли обнялись, то ли вцепились друг в друга… Есть деревья, у которых толстые ветки росли горизонтально, тянулись параллельно к земле, а если встречали на пути другое дерево, огибали его… Встречались сосны с огромными наростами на стволах… Их называют капами…». Для рассказчика эта изломанность деревьев – не свидетельства игры и разнообразия природы, а проявлении трагедии: «Какие трагедии случаются в жизни деревьев. Ну, точно, как у людей». Кроме того для героя это повод задуматься над ответственностью человека по отношению к миру: «…Я бы и деревьям помог, да теперь уже как поможешь? Только хожу и смотрю, хожу осторожно… чтоб в лесу не стало на одну трагедию больше». Ещё одним обитателем северного растительного мира, образ которого особо значим у О. Бундура, является ягель – белый мох, который делает лес светлым. Он в контексте цикла связан с мотивом полёта: рассказчик не решается наступать на «это высшее многоклеточное растение». Чудесным ему кажется, что на мху не остаётся его следов: «Ну, и какие могут быть следы после меня теперь? Тем более я не шёл по мху, а летел над ним. В заповедном лесу всё возможно!». В художественном мире О. Бундура всё со всем связано. Так, мотив полёта роднит образ лесного мха, морской птицы – полярной крачки и рассказчика. В новелле «Путешественница» герой повествует о крачке, чья жизнь – полёт: «Когда у нас кончается полярное лето, крачка летит на другой край земли – в Антарктиду. А когда там лето кончается, она возвращается назад. Туда и обратно выходит сорок тысяч километров!.. Всё время в полёте…». Рассказчику близок этот ритм вечного движения, связанный с ощущением разумной и предопределённой природной жизнью свободы: «Счастливая, мне бы так!» Повествуя о заповеднике, в котором словно намеренно были собраны около пятидесяти видов различных птиц, автор не может не характеризовать некоторых из них. Делает он это в лучших традициях природоведческой литературы для детей, точно подмечая частные уникальные черты таких птиц, как «император» орлан-белохвост, охраняемая в заповеднике гага, хищная скопа, хитрый глухарь, крохаль, чайка и др. Не менее внимателен рассказчик и к животному миру; в текстах цикла возникают образы медведя, ласки, морского зайца, рыси, росомахи, мышей… Все они, обладая самоценностью, прежде всего призваны составить у читателя представления о северном острове Великом как о богатом и разнообразном крае, особом мире, где человек – только гость. В цикле «Заповедный кордон» возникают два образа человека. Первый – лесник Борисыч, сторож заповедника, напоминающий астафьевского Акима-таёжника из романа «Царь-рыба». Сам рассказчик сравнивает его с фонарщиком из сказки А. Де С. Экзюпери «Маленький принц», который «зажигает и гасит фонари; хотя на его планете никого нет». Другой образ человека в книге – сам рассказчик. Поэтичного, открытого, самоироничного, внимательного рассказчика с опытным, одиноким, нелюдимым Борисычем роднит любовь «к морю, к лесу, к птицам и зверям», к острову Великому; только первый говорит и пишет о ней, а второй «сказать… стесняется». Сюжетообразующим мотивом в цикле является мотив родства человека и природного мира. В рассказе «У моря погода» герой размышляет о взаимозависимости друг друга моря и человека; а позже тюленя называет своим «родственником». Лёжа в траве, вдыхая лесные запахи, герой чувствует «самую жгучую, самую смертную связь»2 с природным космосом: «Тут всё цветёт: иван-чай и кашка, борщевик раскрыл белые зонтики, пижма, васильки… периодически все запахи перебивает наплывающий аромат цветущего шиповника. Им покрыт весь косогор. И всё кажется мне таким близким… И я тут тоже как будто растение, как будто одно целое со всеми цветами, травами, шиповником, стоящей рядышком берёзкой. А когда возвращаюсь к дому, уступаю дорогу мышам – и они мне родные!» Мотив родства человека и природы выражен в художественной структуре цикла О. Бундура и с помощью символического образа тропы. Он появляется в рассказе «Наука» и развивается в новелле «Лесные пути». Лесные тропы на заповедном острове Великий – общие для животных и человека, единые дороги, связующие природный космос и цивилизацию. Рассказчик, осознавая свою связь с островом, при этом чувствует особую ответственность за него. Для героя важно не причинить вред заповедному миру и оставить добрый след на земле, а не наследить. Символический образ человеческого следа у О. Бундура вызывает ассоциацию с известным стихотворением Л. Мартынова «След» (1945) 3: А ты? Входя в дома любые – И в серые, И в голубые, Всходя на лестницы крутые, В квартиры, светом залитые, Прислушиваясь к звону клавиш И на вопрос даря ответ, Скажи: Какой ты след оставишь? След, Чтобы вытерли паркет И посмотрели косо вслед, Или незримый, прочный след В чужой душе на много лет? Ответ на риторический вопрос, подобный заданному Л. Мартыновым, для рассказчика О. Бундура однозначен: «…приливом смоет мои следы, и песок будет таким, как был: нет следов, и нет меня. А я хочу, чтоб я был! Остался! Но чтоб хорошо остался!» Это очень нравственное желание героя оставить след в мире, не навредив никому и ничему живому, но, напротив, сохранив богатства родной земли, лежит в основе книги «Заповедный кордон» и во многом определяет её просветительский пафос, формально-художественные особенности и специфику центрального образа острова. Итак, образ острова в цикле рассказов О. Бундура «Заповедный кордон» можно рассматривать на разных смысловых уровнях: «остров Великий ассоциируется с домом; детально и объективно характеризуется как один из островов, входящих в Кандалакшский заповедник; и раскрывается как модель мира, существующего на стыке реальности и мифа, яви и сказки. В последнем случае центральными становятся мотивы родства всех элементов этого мира (солнца, моря, леса, растений, животных и человека) и ответственности человека за окружающий природный космос. Последний реализуется через символический более частный мотив полёта и символические образы тропы и следа героя на песке. _____________ 1. Пастернак Б. Л. Сосны // www.kostyor.ru/poetry/pasternak/?n=29/ 2. Рубцов Н. А. Тихая моя Родина…// pesni.voskres.ru/poems/rubtsov.htm 3. Мартынов Л. След // ruspoem.ru/martynov/a-ty-vhodya.aspx А. В. Давыдова, доктор филологических наук, доцент кафедра филологии Архангельской поморской академии | |
| Просмотров: 1086 | Теги: | Рейтинг: 5.0/1 |