1987 год. Невьянская литературная группа создавалась не целенаправленно, не по каким-то указаниям сверху- просто поэты местные, нигде не находя пристанища, забредали то один, то другой ко мне в редакцию «Звезды». Сидели в кабинете, читали свои стихи, толковали о том, о сем. И неоднократно высказывались горестно, что никому не нужны, а хотелось бы общения - силы-то поэтические в районе немалые. Однажды после такого разговора мы с самодеятельным поэтом Иваном Александровичем Зверевым пошли в кабинет к редактору газеты, Георгию Леонтьевичу Тюкину, рассказали о проблеме. Отнесся к вопросу он серьезно.
Предложил свой кабинет для заседания поэтов. Но сказал сразу: - Денег у редакции нет, чтобы оплачивать работу руководителя. А ведь кто-то же должен будет с вами заниматься?
Иван Александрович ответил:
- Так мы вот, поэты местные, вашей Игнатьевой доверяем.
Она человек грамотный, с поэзией знакома, сама пишет, мы ведь с ней работаем. Как вы, Анна Петровна, на такую перспективу смотрите?
В принципе, я уже была морально готова к такому обороту дела и ответила незамедлительно:
- Да я почту за честь, если редакция мне доверит это дело.
Только вот собраться надо, определить что к чему. И чтобы, Георгий Леонтьевич, поэтам побольше места в газете давали - культура ведь!
На том и порешили. Как смогли, оповестили пишущих стихи, об открывшейся возможности. В газете дали на последней полосе объявление такого содержания: «В пятницу, в 17 часов, в помещении редакции газеты «Звезда» состоится собрание местных пишущих людей по вопросу организации литературного сообщества.»
Творческих людей пришло тогда немало - на удивление. Всем было любопытно: а что это за сообщество организуется здесь.
Обменялись мнениями, выслушали друг друга, поспорили даже. У творческих людей без этого не обходится. И с тех пор группа начала свое существование.
Прошло немало времени, и поэты все время думали и решали как назвать группу. Каких только вариантов не было. А потом как-то само по себе вышло, что иначе, как «Нейва», и не назовешь.
Ведь и город наш имеет этот корень, и стоит он на реке Нейва. Эта река образует невьянский пруд и течет себе дальше. «Нейва» - только так и никак больше.
Устава у нас не было. Жили по тем законам, которые сами себе придумали. Первый и самый главный: уважительное отношение друг к другу, к творчеству коллег по перу. Второй закон, который соблюдался неукоснительно, - никаких пьяных застолий во время заседаний, подвыпившие поэты просто не допускались на занятия. Да, откровенно говоря, зная о наших пуританских отношениях, такие люди и сами не решались переступать порог редакции. А как-то один «смелый» поэт, изрядно под хмельком, с бутылкой в руке (предполагаемое угощение для всех) забрел к нам. Участники заседания сказали ему:
- Послушай, друг, ты ведь знаешь наши законы, давай домой иди.
Он заартачился, грудь вперед:
- Да что вы за поэты, если вино не пьете? Здесь что, тюрьма?
Тут уж мужчины взяли его под белы руки и вывели из редакции. Этот человек потом сам устыдился своего поступка и почти полгода не приходил в редакцию. Как-то встретила его на улице:
- Уважаемый, что стороной нас обходите? Или обидели чем?
Он сильно смутился, глава отвел в сторону:
- А что, можно приходить? Уже простили?
- Конечно, простили. Только так больше не поступайте. Если каждый будет выпивши к нам приходить, ведь ничего хорошего не выйдет. Слава плохая о группе пойдет по городу. Да и что домашние вам скажут? Отпускать ведь не будут на заседания, на встречи с читателями.
На этом инцидент был исчерпан. А когда проштрафившийся поэт вновь появился на заседании после годовалого своего отсутствия, никто ему о проступке не напомнил.
Состав группы колебался от 12 до 20 человек. На заседание группы, о которых всегда заранее сообщалось в газете, собирались непрофессиональные поэты со всего района. Конечно, это было сопряжено с определенными трудностям, - заседания проводились вечером, попробуй добраться из Калиново или Конево, а потом уехать домой. Но трудности поэты решали сами. Приезжали. Приходили всегда в хорошем настроении, празднично одетые. Приносили свои новые стихи, принимали активное участие в обсуждении творчества каждого поэта. Давали свои советы. Внимательно слушали то, что говорили коллеги по перу. Об одном из творческих заседаний я в следующей главе напишу более подробно.
Как правило, именно на заседаниях, коллективно, определялось, годится ли произведение автора или над ним еще нужно работать, или это вообще альбомная «барабулька». Не для широкого читателя. Авторы не обижались, понимая, что товарищи по перу относятся к их творчеству доброжелательно. А в том, что стихотворение не удалось, нет ничего зазорного - у кого не бывает. На заседаниях определялись темы публикаций - небольших подборок, целых страниц. И надо отметить, что редакция шла навстречу творческому коллективу, стихи появлялись на страницах «Звезды» часто. А однажды, это было осенью девяносто первого года, отдали поэтам даже целый газетный выпуск - все четыре
страницы (тогда газета была четырехполосной и выходила три раза в неделю). Читатели воспринимали эти публикации положительно, многие невьянцы даже собирали стихи у себя дома или на работе в отдельные папки, некоторые произведения читали в школах, со сцены.
И еще одна особенность «Нейвы», о которой обязательно нужно рассказать. На заседаниях мы не только говорили о поэзии, о конкретных стихах, но часто бывало, что шла беседа о жизни, о политике, об экономике. Порою она перерастала в жаркий спор, когда поэты, которые уже чувствовали себя не «пиитами» а просто людьми, ожесточенно доказывали свою позицию, стуча кулаком по столу, хватаясь за голову, возвышая голос. И многие из них считали такие споры «лучшими», незабываемыми моментами в нашем общении. Шло перестроечное время, появилось много различных политических направлений, много значимых общественных фигур, первые ростки демократии. И бесценной для поэтов свободы, свободы слова. Особенно горячие споры возникали во время первых демократических выборов, когда от нашего района баллотировался в высший верховный депутатский орган простой инженер с механического завода Игорь Прудников. Не менее яростные споры кипели и тогда, когда над страной пронесся август девяносто первого. Тем более, что президент нашей группы, Иван Александрович Зверев, был депутатом Невьянского городского совета, и относился к группировке крайне правого направления.

Президент

Так повелось, в нашей литературной группе всегда был президент. Избирали его даже не голосованием, а с общего согласия, как бы по предварительному сговору всех членов группы. И неизменно им становился Иван Александрович Зверев.
Что это за человек? Небольшого роста, коренастый, с твердой, чуть враскачку, походкой. С широким разворотом плеч. Мускулистый. Всегда прямая спина и высоко поднятый подбородок. Все это следствие занятий тяжелой атлетикой. Иван Александрович многие годы увлекался штангой, гирями. Длительные тренировки, выступления на помосте и дали такой хороший эффект. Хотя было бывшему штангисту уже к шестидесяти годам, но никто никогда из нас не видел его с опущенными плечами, с согнутой спиной.
Наш президент был цельной натурой, человеком слова. Если что-то пообещал, то уж обязательно слово свое держал крепко, хотя порою и давалось это ему не так уж легко. Неизменно Иван Александрович баллотировался в местные Советы. Как-то я задала ему вопрос:
- Иван Александрович, зачем Вам это надо? У Вас ведь и так нагрузка большая. Отдохнули бы...
Он внимательно посмотрел на меня своими зелеными, широко посаженными глазами, погладил рукой пышную кудрявую бороду, подумал немного. Помолчал. А потом улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
- А вы вот, Анна Петровна, не хотите отдохнуть? Работа у Вас, в комитете народного контроля занимаетесь, в группе «Вдохновение» выступаете, семья у Вас, живете в поселке Цементном. А наша «Нейва» сколько времени у вас отнимает? Вам ведь за это не платят. Что скажете?
А что было мне сказать. Действительно, группой «Нейва» я занималась по собственному желанию, как и во «Вдохновении».
- А вообще-то, - продолжил он, - меня ведь народ выдвигает и избирает. Как я могу невьянцам отказать, сказать, что сильно устал или занят? Что может быть важнее, чем служить людям?
На том и закончился разговор.
Конечно, должность президента в «Нейве» была, так сказать, номинальной. Особо каких-то нагрузок не было. А работа президента заключалась в том, что он вседа беседовал с новичками, поддерживал любые начинания поэтов, представлял наше поэтическое сообщество на каких-то общественных мероприятиях. Например, на празднике, посвященном Дню города, выступал от имени группы на торжественных заседаниях по случаю женского праздника, дня Советской Армии и других. Выходил на сцену, произносил речь, в которой обязательно упоминал о том, что поэты поручили ему поздравить виновников торжества, читал новые стихи, передавал слово следующему автору, если это было запланировано.
И еще одна интересная деталь - у нашего президента был огромный поэтический архив. С молодых лет Иван Александрович собирал публикации не только свои, но и всех поэтов Невьянска, все у него было разложено по алфавиту, по годам. Если возникал какой-то вопрос, спор, относящийся к этой области творчества, то наш президент становился самым честным арбитром. Он отыскивал в своем архиве публикацию, где на полях обязательно был указан год, номер и название газеты или журнала и тема публикации. Часто, в свободное от работы (а был он сменный машинист самой большой в городе Романовской котельной) и общественных дел время, он уединялся в своем рабочем кабинете у себя дома и перебирал старые газеты, читал стихи. И порой приносил на заседания группы что-нибудь такое интересное, что мы слушали, ахали, а потом долго обсуждали.
К мнению нашего президента прислушивались в руководящих городских органах. Например, когда шла речь о деньгах на коллективный сборник стихов «Нейвы радужные переливы», он добился аудиенции у председателя горисполкома и объяснил идею, родившуюся у группы, попросил о финансовой помощи. Побывал он с этой целью и у директора механического завода В.В. Хохонова. Конечно, деньги нам дали.
Иван Александрович был человеком веселым, общительным, начитанным, знал много стихов, читал книги о поэзии, в ходе заседания группы нередко цитировал строки больших поэтов, когда это было уместно. И всегда с уважением относился к мнению коллег по перу, умел внимательно выслушать и никогда не зазнавался, не считал себя выше других. Говорок у него был окающий, хотя родом он из Башкарки, что под Нижним Тагилом. Смеялся заразительно. Не все у него в жизни было сладко, но он никогда никого не нагружал своими проблемами. Одним словом, крепкий был мужик наш президент, с настоящим уральским характером.

Работа с авторами

Было бы большой ошибкой считать, что работа группы «Нейва» ограничивалась только официальными мероприятиями. Отнюдь нет. Довольно часто поэты поодиночке приходили в мой кабинет (а я была заведующей экономическим отделом и заместителем редактора), чтобы о чем-нибудь поговорить. О себе, о жизни, о семейных делах, о службе, даже о любви. И я откладывала в сторону редакционные заботы, каких всегда было более чем достаточно, и внимательно выслушивала человека, ведь для меня каждый из них поэтом был, наверное, в последнюю очередь. Самое главное - это душа. И я очень высоко ценила то доверие, с которым эти люди относились ко мне. Порою такие тайны семейные рассказывали, что мне даже не по себе становилось. Ждали моего совета, участия (морального, конечно), с чем-то соглашались, с чем-то нет. И они всегда знали, что я не стану злоупотреблять их доверием, что сказанное никогда не выйдет за пределы стен моего кабинета.
А иногда раздавался телефонный звонок:
- А я новое стихотворение написал. Если приду, не выгоните?
- Да приходите, конечно, буду ждать.
- Только не критикуйте сильно, я его еще не совсем закончил.
- Не буду, не буду. Жду.
И вот автор приходит, устраивается на стуле напротив моего стола, достает из кармана своего пиджака или из дамской сумочки свое творение. Волнуется, вопросительно смотрит, опасается.
И мне понятны эти движения души. Ведь я сама автор, у самой, как говорится, горит, когда что-то напишу. Хочется кому-то побыстрее прочесть, получить оценку, желательно положительную.
- Ну, что же вы! Читайте свой «трактат», сколько можно тянуть,- я не буду на вас смотреть, буду только слушать.
Стихотворение, и правда, сыровато. Надо поработать над рифмой. В одном месте ритм сбился, слово явно не вписывается в стиль. Об этом я очень тактично, очень мягко говорю, предлагаю дома еще раз перечитать написанное, посмотреть с точки зрения только что произведенного разбора и исправить недочеты.
- Поищите рифму другую. Ведь язык наш так богат. Вы обязательно найдете то, что нужно.
Автор тяжело вздыхает.
- А знаете, я ведь чувствовал все это, но уверенности не было. А сейчас, конечно, мне все стало ясно, пойду трудиться.
- И прекрасно. А на следующее заседание группы приносите это стихотворение, пусть все послушают. Уж очень тема в нем поднята интересная.
Случалось и другое.
Приходит поэт - весь само вдохновение. Приносит томик стихов открытого им для себя какого-то славяноязычного поэта:
- Можно, я почитаю вам стихи вот из этого томика? Вы только послушайте! Это же... это же просто фантастика! Какие образы! Как словом владеет автор!
- Почитайте, с удовольствием послушаю.
И я слушаю стихи совершенно неизвестного мне автора, восторгаюсь вместе о своим гостем. А между тем редакционную работу никто не отменял. Значит, в очередной раз придется вечеровать, чтоб написать запланированный материал в следующий номер газеты. А как же иначе? Если равнодушно отнестись к такому душевному порыву поэта, то он сникнет, как срезанный цветок. А такого допустить было нельзя. Ведь в подобные моменты, о которых я рассказываю, раскрывалась душа человека, он доверял мне, а что может быть дороже?

К Рудольфу

В нашей группе были замечательные традиции. Мы не только собирались на капустники, писали стихи, публиковали их, но и навещали тех, кто в силу каких-то серьезных обстоятельств не мог посещать заседания. Например, тяжело заболела и попала в больницу Александра Федоровна Будникова. Мы посовещались, позвонили лечащему врачу, узнали, можно ли навестить коллегу по перу. Получили утвердительный ответ.
- Это было бы даже очень хорошо, - сказал доктор,- вы бы просто своим вниманием поддержали ее. Настроение у Александры Федоровны, скажу вам честно, не самое лучшее.
И вот делегация поэтов в составе трех человек отправилась попроведать коллегу по перу. Александра Федоровна спустилась к нам из палаты, при этом даже не зная, кто к ней пришел. А когда увидела, то вся засветила, заулыбалась. Болезни как будто и не бывало. Мы долго беседовали с ней, шутили, смеялись, читали стихи, рассказывали новости. Александра Федоровна как будто сразу помолодела, распрямилась, в глазах появился блеск.
- И какие вы все-таки молодцы, что пришли, - сказала она на прощанье,- Теперь мне и осталось-то всего ничего - поправиться и прийти на заседание группы, постараюсь это сделать в кратчайшее время. И новые стихи обязательно напишу. Уже кое-что появилось в голове.
В нашей группе был и заочный автор - Рудольф Паньшин.
Большинство из нас никогда его не видели. Дело в том, что Рудольф был глубоким инвалидом с детства. В 11 лет он переболел полиомиелитом и с тех пор был прикован к кровати и к инвалидной коляске. Его мать, Анна Алексеевна, сумела дать ему полное школьное образование, а затем и институтское, он изучил иностранные языки, научился печатать на машинке, работал переводчиком технической литературы на механическом заводе. В газету «Звезда» писал материалы на философские темы, посылал свои стихи. Правда, стихи были довольно слабые, но мы понимали ситуацию, и иногда кое-что на страницах районки публиковали с общего одобрения группы. Когда собирали материалы для коллективного сборника, то включили в него и несколько стихотворений Рудольфа.
Как-то на одном из заседаний решили, что надо бы побывать у нашего автора. Договорились с его матерью о времени посещения, об условиях. Приготовили подарки и пришли. Нас было пять человек. Тогда я впервые увидела Рудольфа. Это был небольшого роста очень худой подросток. Лежал на кровати, ножки - иначе никак не назвать - в маленьких пуховых носочках, руки поверх одеяла - исхудавшие с длинными, нервными пальцами, большая голова с беззубым ртом, с пронзительными черными, ярко блестящими от возбуждения глазами, небольшим темным пушком на макушке.
Говорить он практически не мог. Его трудную речь различала только мать и переводила нам его неразборчивые взволнованные слова.
Рудольфу в то время было 54 года. Он уже практически не мог выбираться из дома, наш визит - шумных, веселых, главное здоровых людей, поверг его в неописуемое смятение. А мы и не заметили этого, ведь мы видели Рудольфа впервые и восприняли его таким, каким он предстал перед нами. Мы говорили с ним, шутили, рассказывали разные истории, пили чай, которым нас угощала Анна Алексеевна, ели ее замечательные пирожки с морковью, начинка в которых сделана была по какому-то замысловатому рецепту.
Попрощались тепло, пожали Рудольфу руку, которая оказалась неожиданно крепкой и сильной, и ушли.
На заседании группы рассказали остальным об этой встрече. Затем мы побывали у Паньшиных еще пару раз. И все было хорошо, сердце радовалось, что привнесли в жизнь такого тяжелого, обреченного инвалида, хоть какое-то разнообразие. Но вдруг я получаю от него письмо:
«Ув. Анна Петровна! Очень прошу вас, не приходите больше ко мне, не рвите мне сердце на части. Мне очень тяжело видеть вас, здоровых, веселых и сильных, и у меня начинается душевный разлад. От этого страдаю и я сам, и моя мама. Я не хочу вас обижать. Но поймите меня правильно.»
Вот так. Мы больше не бывали у Рудольфа. Но он продолжал писать статьи, стихи. А вскоре его не стало.

Встреча с читателями

В те годы, о которых я рассказываю, поэты были востребованы читателями. Хотя, казалось бы, времена физиков и лириков ушли уже в далекое прошлое. В чем причина? Возможно, что людям не хватало культурного, эмоционального общения, особенно это касалось сельских жителей. И поэты группы «Нейва», конечно же, горячо откликались на просьбы невьянцев о встречах. Встречи эти проходили, надо признаться, довольно активно. Расскажу об одной из них.
Корелы - один из отдаленных населенных пунктов невьянского района. Небольшая деревушка по-над речкой. Деревянные домишки, грунтовые дороги, деревянный с дощатым крылечком клуб. Приветливые, улыбчивые лица селян. Группа «Нейва» в составе пяти человек прибыла сюда в выходной день на редакционном, видавшем виды уазике.
В зрительном зале, небольшом, уютном, светлом, со свежевымытыми полами, пахнет летом, в окна заглядывает солнце. Три часа пополудни. На скамейках сидят деревенские. Чисто и празднично одетые. Встречают нас аплодисментами. Полный зал. И наши сердца ликуют: нас здесь ждут, нас будут слушать.
Проходим на сцену, садимся к накрытому скатертью столу. Я говорю вступительное слово, представляю гостей. Все с интересом смотрят, внимательно слушают: ведь в районной газете стихи всех приехавших поэтов читали, в то время «Звезда» не жалела газетной площади для творческих людей, все поэты были широко представлены со своими работами. И тут - вот они: Иван Зверев, Юрий Паромов, Геннадий Кондрашин, Иван Кравченко, Анна Игнатьева.
По очереди поэты рассказывают о себе, читают свои стихи, отвечают на вопросы селян. Каждый поэт, конечно, готовился к этой встрече, выбирал из своего творческого багажа наиболее интересные вещи. Но оказывалось, что корельцы просили прочесть еще и еще! Это вдохновляло авторов, они читали и читали, шутили. В течение двух часов поэтов не отпускали со сцены. А затем - тепло попрощались, приглашая приезжать еще. Организаторы - клубные работники, староста села - остались с нами еще.
Угощали нас свежим молоком, мягким, своей выпечки хлебом, тягучим душистым медом.
...Ехали мы домой в приподнятом настроении. Все удалось на славу. В маленькой деревушке мы встретили людей, ценящих поэзию. Значит, надо писать дальше.

Беседы с «самым умным»

Много бывало у нас разнообразных занятий. Первым делом мы обычно разбирали новые стихи, которые приносили авторы. Сначала поэт читал стихотворение, порою по два-три раза, так как на слух уловить полный смысл нелегко бывает, а уж что говорить о случаях стилистических ошибок, неверного словоупотребления, чем, что уж тут греха таить, некоторые авторы грешили. В мою задачу входило отыскать эти ошибки, тактично указать на них и аргументированно доказать суть открытого недочета. Так, чтобы все поняли, в том числе и автор, и чтобы поэт не обиделся при этом, не впал в амбицию, не показал дурного примера другим.
И вот однажды один из стихотворцев, не буду называть его имени, принес горестное, на его взгляд, четверостишие о своих душевных метаниях. Привожу его дословно:

Просит сердце березовой ижицы,
А душа так и рвется в полет.
Ничего поутру мне не пишется,
Лучше съем я, друзья, бутерброд.

Раза четыре, наверное, продекламировал он свое творение, запрокидывая кверху голову, закатывая, как это часто бывает, глаза к потолку, подвывая. Мы все внимательно слушали его, я наблюдала реакцию собравшихся, а было нас тогда человек десять.
- Что скажете, друзья, - спрашиваю у поэтов.
- Нормально, - отвечает один.
- Красиво, - подхватывает следующий.
- А вы не заметили чего-то особенного,- продолжаю я опрос - необычного?
- Да как же, заметили! Он высокий штиль перемешал с обыкновенным. В том и красота, и образность. И экспрессия.
- Все так считают?
- Конечно. Он и слово-то какое для своего сердца подобрал - ижица. В том и необычность.
- Вот и прекрасно. А кто из вас знает, что обозначает это слово в русском языке?
- Я считаю, - говорит автор стихотворения, - что это каша. То есть сердце просит порки.
- А у кого другое мнение? - смотрю я на собравшихся.
-    Мы тоже считаем, что березовая ижица, что это, образно выражаясь, березовая каша, то есть порка березовыми прутьями, как это раньше было, когда наказывали людей за провинность, особенно учеников в школах и семинаристов,- наперебой отвечают поэты. В их глазах уже виден неподдельный интерес.
- Что ж, если вы считаете, что это образ из стародавних времен, давайте-ка спросим у умного человека.
- У кого? - был дружный вопрос.
- А вот у Владимира Даля, в его толковом словаре русского языка.
Берем с редакционной полки толстенный фолиант, второй том, начинающийся с буквы «И».
Ищем. Нет такого слова у Даля. Зато есть другое - «иже», и о нем идет толкование, что «иже» - название девятой буквы русской азбуки, а вот ижица - название последней, сорок второй буквы церковной азбуки и произносится она как «и», употребляется в словах греческого происхождения. «Ижецеобразный - развилистый, вилообразный, вильчатый - кость, вилка». То есть, ни о какой каше здесь и речи нет. В четверостишии налицо неверное словоупотребление. Автор погнался за красивостью и допустил ошибку, хотя, конечно, для несведущего человека здесь все нормально.
- Ну что, какого вы теперь мнения о березовой ижице, - спрашиваю у поэтов.
- Теперь понятно, что слово неверно употреблено, - отвечают авторы.
- А вы, уважаемый пиит, убедились в этом? - обращаюсь к автору стихотворения.
- Конечно. А ведь я, честно говоря, в словарь не заглядывал, как-то не подумал об этом. Всегда думал, что ижица - это березовая каша, то есть наказание.
Таким образом, я учила непрофессиональных поэтов тому, чему нас учили в университете, - работать со словарями. У меня «современный русский литературный язык и стилистику» все шесть лет обучения преподавала Нинель Васильевна Ткаленко, которая настойчиво объясняла нам, что умение работать со справочным аппаратом для пишущего человека - одна из весьма важных составляющих его профессии. Так почти на каждом заседании группы «Нейва» мы практически разбирали тексты авторов, определяли правильность употребления слов, согласований и управлений. Поэты научились пользоваться Толковым словарем современного русского языка С. Ожегова, словарями трудностей русского языка, синонимов, фразеологизмов, орфографическим.
А один из наших поэтов, Юрий Павлович Паромов, имея лишь семилетку в своем багаже, настолько увлекся этим процессом, что начал пополнять свой словарный запас, обогащать себя знаниями и для этого ходил в библиотеку семейного чтения в своем поселке и «штудировал» тома Большой Советской энциклопедии. И это стало сказываться на качестве его творений.

Капустники

Заседания заседаниями, учеба учебой, но мы находили и время для полноценного отдыха. Формой такого отдыха были замечательные капустники, которые мы проводили три-четыре раза в год. Расскажу для примера об одном из них.
За несколько недель до такого новогоднего мероприятия я дала всем поэтам задание:
- А что-нибудь такое стихотворное, друзья мои, изобразите чтобы мы все на это откликнулись, чтобы все что-то в эту тему сочинили. Вот и поговорим на капустнике, и обсудим. И, возможно, какую-нибудь премию самому отличившемуся дадим. Там посмотрим.
Тут все принялись за творчество. На очередное заседание принесли плоды трудов своих. И чего тут только не было: и загадки, и шаржи. И просто пара лирических зашифрованных строк, и даже акростих. Думали-гадали и выбрали четверостишие Юрия Павловича Паромова:

Замела дороги, но не вьюга,
Затуманил даль, но не туман.
Обокрал, но только не ворюга,
Горло сжал, но только не аркан...

Обозначили день капустника, время, кто за что отвечает. День этот настал. Было воскресенье, после Рождества. И потянулись поэты в редакцию, где обычно в самом большом помещении - в кабинете редактора, который он нам всегда предоставлял для таких мероприятий, и состоялся тот памятный капустник. Накрыли стол тем, что сами приготовили дома или прикупили в торговых точках. А надо сказать, что в таких случаях у каждого «пиита» была своя изюминка. Например, Александра Федоровна Будникова славилась у нас своими необыкновенными бутербродами, которые делала дома. Поджаривала тоненькие кусочки хлеба, затем накладывала на кусочки что придется - ломтики солененьких огурчиков, кружочки вареных вкрутую яиц, шпротинки, кусочки колбасы, сыра, еще чего-то. И аппетитно же было, и вкусно же! А Анна Александровна Мельман «сочиняла» такие «крутые» салаты, что от них и помину не оставалось к концу веселья. И капусту квашеную приносили. И помидорчики в желе. Каждый старался внести свою лепту в праздник.
Что ж! Стол накрыт - можно и к литературной части приступать. В тот раз почти все поэты сочинили свои вариации на заданную Паромовым тему. Чего только не было в этих стихотворных строках: и юмор, и гнев, и радость, и откровенный хохот. Вот, например, что продекламировал президент нашей группы Иван Зверев:

Если снег метет, не вьюга,
Это, стало быть, метель.
Если только не ворюга,
Точно - жулик спёр кошель.
Смог укутал даль и город -
Ясно, это не туман.
Пусть своя петля на горле,
Но не ворога аркан.
Много есть в стихах приемов.
Ведь они не чертежи.
Юрий Павлович Паромов.
Коль не так, то подскажи!

И все решили, что это - попадание в яблочко. Зверев точнее всех расшифровал то, что было в строках Паромова. И достался Ивану Александровичу завидный приз - огромное красное яблоко, которое он тут же начал делить на всех, объясняя, что когда писал свои строки, то думал обо всех нас, без чего бы не сумел, мы даже на расстоянии воодушевляем его.
По традиции в гостях у поэтов, была и знаменитая в то время невьянская творческая группа «Вдохновение». Ее участники пели песни, романсы, читали стихи, танцевали. И все - под баян. Веселье было на капустнике общим, заразительным и неподдельным.
А когда пришло время прощаться, все забрали свою посуду, прибрали на столе, все вымыли, проверили, не оставили ли чего, чтобы потом не искать, пересчитали друг друга и разошлись по домам.

Так создавались сборники

Несколько лет занималась группа, за это время у авторов скопился солидный поэтический багаж. И однажды кто-то из них сказал:
- А что? Сейчас такие времена наступили - можно ведь выпускать свои сборники стихов. Не попробовать ли и нам?
- А и правда,- поддержал кто-то, - мы уже столько лет вместе, знаем хорошо друг друга.
- Где денег возьмем? Свои вложим? - задал вопрос один из поэтов, -Удовольствие по нашим временам недешевое.
- Попробуем к властям обратиться,- ответила я, - Но дело, конечно, если мы за него беремся, серьезное. Тут поверхностно нельзя подходить, а то такого настряпать можно - мало не покажется.
У всех от этого разговора поднялось настроение, долго еще обсуждали разные стороны вопроса. А потом президент наш Иван Александрович Зверев по поручению группы, и я вместе с ним, пошли к председателю исполкома горсовета, в то время это был Василий Михайлович Масленников. Он поразмыслил немного и ответил:
- Хорошее дело задумали. Этот сборник может стать и ценным подарком горожанам на разных праздниках. Да и гордость у людей вызовет: вот ведь, городок небольшой, а сколько талантливых людей в нем живет. Думаю, с финансами мы вам поможем. Действуйте.
И работа закипела. Одно заседание мы посвятили вопросу о том, каких авторов поместим в будущей книге, по какому принципу станем отбирать стихи, как проводить заседания, чтобы они были наиболее продуктивными. Решили тогда, что в сборник необходимо включить произведения не только тех поэтов, которые посещают занятия группы, но и тех, кого уже нет в живых, кто уехал из города. Чтобы поэзия Невьянска, этот его культурный слой, была представлена читателям в наиболее полном объеме.
Каждому автору решено было посвятить отдельное заседание, чтобы не было обид, мол, я бы вот это стихотворение включил, оно мне особенно дорого, а вы, такие-разэтакие, не дали мне возможности обосновать свою точку зрения, доказать, поэтому в сборнике оказались стихи совсем не самые мои хорошие. Поэты задолго готовились к таким индивидуальным обсуждениям. Отбирали свои стихи, печатали их в пяти экземплярах, чтобы другие участники группы могли заранее познакомиться с предлагаемым материалом, вынести свое предварительное решение. Мне было доверено литературное редактирование этого сборника. И вот такое заседание идет.
Обсуждаем подборку Виктора Николаевича Строкина, он приехал из поселка Калиново. В его папке 18 стихотворений, а выбрать нужно не более 10. И выбираем. От одних стихов он отказывается сам, другие отвергают участники заседания, при этом разговор ведется доброжелательно, без предвзятости. Да ведь каждый и знает, что и его ждет такая же процедура. В конце заседания подводим итог, все поздравляют Виктора Николаевича, желают друг другу творческих успехов.
И так вот, ускоренными темпами, по заседанию в неделю, в течение нескольких месяцев мы сумели сформировать основной состав авторов, их в сборнике оказалось 23. А в конце декабря 1991 года сдали материалы в набор в Невьянскую типографию.
Оттиски гранок каждого автора вручали лично поэту, чтобы он хорошенько все вычитал, что-то исправил, нашел ошибки полиграфии. Не все поэты были настолько грамотными, чтобы квалифицированно выполнить порученную работу. И тогда они привлекали к ней знающих родственников, друзей, грамотных людей. Никому не хотелось, чтобы в его стихах по недосмотру были грамматические ошибки, не хватало запятых. Конечно, гранки вычитывал и редакционный корректор, поскольку полностью положиться на авторов было бы просто легкомысленно, и я как редактор и полиграфический сопровождающий книги, позаботилась об этом в первую очередь.
В марте 1992 года книга была подписана в печать. Когда ее переплели и выдали первые сигнальные экземпляры, мы собрали расширенное заседание группы с приглашением друзей, и каждый подержал в руках томик стихов, который на одном из заседаний, долгом и горячем, назван был «Нейвы радужные переливы».
Действительно, творчество невьянских авторов переливалось в нем всеми гранями. На этом же заседании решили, что такое культурное событие в жизни города нужно отметить широко и достойно в форме презентации. В большом зале Дворца культуры машиностроителей состоялось торжественное представление сборника невьянскому читателю. На него пришли друзья поэтов, любители поэзии, работники библиотек, интеллигенция.
А с напутственным словом со сцены выступил даже священник Быньговской Свято-Николаевской церкви отец Виктор, что было весьма знаменательно для собравшихся. В своем выступлении он уважительно отозвался обо всех поэтах и об их вкладе в культуру города, а нашего президента Ивана Зверева назвал «патриархом невьянской поэзии». Таким образом, поэты на данном мероприятии почувствовали общественную значимость и востребованность своего творчества.
В ходе презентации каждому автору или его представителю было вручено по 20 авторских экземпляров и все авторы поставили свои автографы на одном из экземпляров каждому коллеге по поэтическому цеху.
С тех пор прошло уже более 20 лет, сборник стал настоящим раритетом, его экземпляры «уехали и улетели» в разные страны ближнего и дальнего зарубежья, стихи были переведены на другие языки. Это была первая ласточка. Впоследствии было выпущено немало персональных и коллективных поэтических книг. Юрий Паромов в течение трех лет выпустил свои три объемных сборника «Глас души моей» и двухтомник «На бреющем полете», Иван Зверев - «Струны тревожного сердца» и под одной обложкой с Петром Григорьевым «Нектар цветка и горечь перца», Александра Будникова - «В объятиях певучей доброты». Анна Мельман - «У костра моей памяти». А через десять лет представилась новая возможность к изданию коллективного сборника, который получил название «Поэты Невьянска», но, к общему сожалению, его многих авторов уже не было с нами ( И.Зверева, Н.Зверев, Г.Кондрашин, Ю.Паромов, И. Поздняков, П.Смышляев).
Таким образом, наше творческое общение, которое продолжалось почти десять лет, послужило толчком для развития местных поэтических талантов. Для меня самым ценным и незабываемым явилось общение с замечательными людьми и доверие их ко мне.

2012