Главная » Читальный зал » Александр Пискунов |
Тагильский «доктор Швейцер»
Тагильский «доктор Швейцер» (Слово о моём друге)Познакомились мы с Александром Николаевичем Пискуновым в начале 70-х годов прошлого века в редакции газеты «Кировградский рабочий», где я работал и часто публиковал свои лирические этюды о природе. Как раз где-то в это время (в июле 1971 г.) и был наконец учреждён постановлением Совета Министров РСФСР Висимский государственный заповедник площадью 33,5 тысячи гектаров (нынешний биосферный полигон в его ядре в 4,5 раза меньше). И долгожданное решение Исполнительного комитета Свердловского областного совета трудящихся от 26 июня 1973 года наконец-то закрепило за заповедником его охранную зону площадью чуть больше 46 тысяч гектаров! (Сегодня к ней примыкает ещё и зона так называемого сотрудничества в пределах территорий городов Верхнего Тагила, Кировграда, посёлков Карпушихи, Лёвихи, сёл Половинное, Большие Галашки, посёлка Висим — родины уральского писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка, не раз писавшего о «милых голубых горах»).В то время в них свирепствовало самое настоящее, хищническое и безнаказанное, браконьерство. В одном из зимовий в восточной части охраняемой территории была тайно построена коптильня для заготовки лосиного мяса; там же напропалую отстреливались непуганые глухари, добывались капканами шкурки разного пушного зверя. Понятно, что надо было объединять силы защитников природы. И тогда подполковник милиции Пискунов, старший сержант милиции Чувашов, егерь заповедника Галкин и я стали регулярно выезжать в рейды. Была обнаружена в тайге, в охранной зоне заповедника, тайная охотничья избушка, срубленная из новеньких смолистых сосновых бревен! На дереве рядом висел …умывальник, у стены припасена на зиму поленница березовых дров. Топоры, пилы, котлы, алюминиевые бидоны дополняли браконьерское хозяйство… Это логово потрошителей было нами позднее сожжено, когда воры узнали об опасном визите и больше побоялись туда сунуться. Затем, в разные годы, в той же охранной зоне заповедника мы находили развешанные на кольях для просушки лосиные шкуры, брошенные головы и рога сохатых…Браконьеры не унимались! Они в отместку подожгли новую баню в зимовье самого осаждаемого Висимского заповедника... А на водоёмах в округе почти безнаказанно орудовали хапуги с сетями! Наверное, на целую книгу потянули бы материалы о преступлениях перед живой природой в маминских «милых синих горах» в 70-80-90-е годы прошлого века, да и в первое десятилетие ХХI-го, смело перешагнувшего рубеж тысячелетий, но не избавившего общество от пороков! Для истории же остались имена первых храбрых защитников животного и растительного мира тогда только-только поднимавшегося на ноги природного резервата в самом сердце промышленного огнедышащего Среднего Урала! (В их числе, конечно, был и самый первый непримиримый директор Висимского государственного заповедника Попович Михаил Сергеевич) В первой когорте охранителей и защитников был и остаётся поныне (своими книгами) Александр Николаевич Пискунов, сильными и мужественными стопами не раз исходивший эту ранимую заповедную землю. В своей книге мой старый друг и соратник не раз упоминает о пожарищах, зарастающих вырубках, сильном вывале леса в заповеднике в результате пронёсшегося четверть века назад над Уралом урагана. Обрубленная со всех сторон неумными и жадными лесозаготовителями территория охранной зоны Висимского заповедника оставила беззащитными здешние первобытные леса; значительную часть их уничтожил рукотворный (наверняка!) лесной пожар, потушить который в горах малочисленная охрана заповедника не смогла… ...В последний раз мы с Александром Николаевичем Пискуновым побывали в окрестностях заповедника (на горе Лубной, памятнике природы областного значения) в начале июля 2008 года. Тихо разговаривая, идём по узкой лесной тропе, которая плавно поднимается вверх. Мой друг срезает и срезает толстые и сладкие стебли разросшегося на приволье дудника, подаёт, очищенные, мне. Мягкие и сочные, они напоминают мне вырванную на огороде молодую репу. Вокруг цветут валерьяна, зверобой, луговые и лесные чины, много злаковых, по пути попадаются высокие липы и ильмы. Ильм (вяз) с затейливо резными листьями редок в уральской тайге и произрастает только на южных склонах гор. Я фотографирую его, затем молодые дубки, посаженные здесь Александром Николаевичем за несколько лет в количестве ста и более штук. (В Верхнем Тагиле, вследствие влияния тёплых прудов-охладителей ВТГРЭС, климат мягкий, «южный»; растут и каштаны, и дубы). По словам моего друга, в целом на Среднем Урале десять тысяч лет назад тоже климат был тёплый, благоприятный, и дубы привольно росли и на склонах гор, и в долинах рек (палеонтологи нашли в здешней почве много пыльцы вековых дубов). И вот теперь А.Н. Пискунов решил «помочь природе» и рассадил по всем склонам Лубной маленькие саженцы-дубки из своей домашней теплицы (в лесу жёлуди жадно поедали мыши). На вопрос внука Ильи «Зачем это тебе, дед? Ведь ты «шкелетом» будешь, когда твои дубы вырастут!» — Александр Николаевич отвечал с мудрой улыбкой: — А ты вот пойдешь на Лубную, увидишь мои дубы, отдохнёшь под их могучими кронами и …вспомнишь деда Сашу, лежащего давно в могиле! Другие люди вспомнят! Дубки явно прижились, авось и потепление климата на планете поможет им выправиться, взметнуться над тайгой! Делаем привал. Вокруг по-прежнему порхают бабочки, гудят шмели, жужжат осы. — Смотри, вон зорька летает, — показывает мне рукой Александр Николаевич. Мы сидим под огромной и могучей бронзовоствольной сосной на краю крошечной лесной полянки, окружённой стеной хвойного леса. И розово-белая бабочка зорька бесшумно порхает в воздухе своими невесомыми крылышками как на некоей диковинной сцене этого «таёжного театра»! — А теперь, видишь, большая стрекоза появилась над полянкой, — объясняет мне чудное лесное действо мой друг. — Это — хищница! И зорька поспешила убраться из виду её огромных глазищ. Иначе не миновать бы ей на «стол» стрекозе! Да, своя, потаённая и прекрасная, жизнь уральской природы разворачивается передо мною; и есть рядом тот, кто в любую секунду покажет, объяснит, постарается просто влюбить тебя в этот, сейчас такой безмятежный, край тайги и гор. — Сенокосные поляны из года в год зарастают травой, бурьяном! — сетует Александр Николаевич. — Раньше здесь всегда косили, много верхнетагильцев держали домашний скот. Потом старики поумирали, молодёжь браться за косы не хочет… В результате совсем исчезли у нас косули, которые в суровые зимние месяцы подкармливались из заготовленных людьми стожков, собирали на лесных дорогах клочья сена, выпавшие с возов. И, оказывается, кроме всего прочего, постоянно портится, исчезает пышный, разнообразный травостой. Наверное, скоро на полянках в окрестностях горы Лубной не останется многих видов высших сосудистых растений. Кстати, тут Александр Николаевич упомянул и заповедник «Денежкин Камень» на Северном Урале, где существует подобная же проблема: из-за запрета администрации на территории заповедника тоже не выкашивают лесные поляны, растительный покров которых на глазах деградирует. Наверное, всё же нужна какая-то «золотая середина»: и природу не ограбить, и помочь ей! (В охранной зоне Висимского заповедника в 70-80-е годы ХХ века старые лесники занимались бортничеством; сейчас мёд диких пчел добывают только…медведи. Да ещё один неуёмный пенсионер, старожил Верхнего Тагила Анатолий Галкин, всю свою жизнь проработавший егерем в Висимском заповеднике). Теперь на работу егеря и научные работники заповедника ездят на автобусах (за 15 км в Верхний Тагил, а оттуда пешком — в горы). Ездят и по хорошей грунтово-щебёночной дороге, проложенной строителями недостроенного и теперь разорёного Сулёмского водовода, расположенного бок о бок с северной границей Висимского заповедника. Много времени А.Н. Пискунов, Анатолий Галкин и другие егеря заповедника вынужденно дежурили именно здесь: на торной широкой дороге, не раскисающей даже в самую весенне-осеннюю слякоть. Именно на этой дороге мой старый знакомый (знаю его лет 35-40) Анатолий Галкин и повстречал однажды весной крупного драчливого глухаря, яростно набросившегося на него как…на соперника! На ней же мы с Александром Николаевичем слышали как-то ранним утром громкие крики чёрного ворона, похожие на трубные журавлиные голоса-фанфары! По ней же мой друг не раз возвращался пешком (и ночью, и в проливной дождь) из своих утомительных лесных странствий домой, в квартиру по улице Жуковского в Верхнем Тагиле. …Город Верхний Тагил расположен в долине реки Тагил, давшей название населённому пункту. (Ниже по её течению — город Нижний Тагил, ещё одна столица уральских металлургов и машиностроителей). Вокруг — горы: на север, на юг, на восток и на запад! Большие и поменьше (например, на горе Ежовой высотой почти 700 метров над уровнем моря построен хороший горнолыжный комплекс, где не раз катался на лыжах сам — теперь уже бывший — губернатор Свердловской области Эдуард Россель!). Всю окружающую местность назубок знал мой друг — краевед и писатель, орнитолог с многолетним стажем Александр Николаевич Пискунов. Именно его попросила написать вступление к книге (составленной из сочинений школьников о природе) Надежда Перетягина, верхнетагильская учительница. Горы Бунар, Острая, Широкая, Шабур, Макарова, Старик-Камень и многие другие в ней не обойдены вниманием! Как и вся местная флора и фауна! Ещё при советской власти областное руководство задумало построить в окрестностях Верхнего Тагила большой «рыбный цех», который должен был снабжать продовольствием многомиллионное население Среднего Урала. Вырыли экскаваторами большие прудки, наполнили их водой и…забросили! Повеяло горбачёвской перестройкой, затем пришли смутные ельцинские времена. Капиталисты (нынешние) в грязи и чешуе побрезговали возиться — и предоставили рукотворные водоёмы в «бесплатное» пользование прилетающим и улетающим птицам: чайкам, куликам, уткам, цаплям, лебедям, чибисам и т.д. И этот птичий «рай» всего-то в паре километров от дома А.Н. Пискунова! Конечно же, он здесь часто бывал, особенно в апреле-мае — с биноклем, фотоаппаратом, записной книжкой. И своим пытливым любознательным взглядом на жизнь окружающей природы. А потом на его письменном столе рождались интересные заметки, статьи, репортажи и… книги! Помогали моему другу и вездесущие верхнетагильские мальчишки и даже взрослые, приносившие ему прямо домой раненных птиц, птенцов, зверьков. И он, как истинный «птичий папа», «птичий доктор», неделями, месяцами и годами выхаживал слабые создания природы! Кого-то потом выпускал на волю, кого-то отдавал в Свердловский зоопарк, кого-то нёс на поселение в зооуголки школ, Верхнетагильского городского краеведческого музея (где несколько лет был директором) и т.д. Птицы жили у него дома в клетках: в его кабинете-спальне, на балконе, иногда летали из комнаты в комнату. Три маленькие собачки будили Александра Николаевича по утрам, требуя прогулки и выполнения непременного ритуала — кормления во дворе дома голубей, воробьёв, синиц. Возвращаясь со своей «лесной службы», Александр Николаевич часто приносил за пазухой или в… футляре из-под бинокля тех же обессиливших птичек и буквально из пинцета дома кормил их. Любовь к живому, благоговение перед жизнью перевешивали все многочисленные хлопоты и заботы, связанные с содержанием невольников. И даже постоянное ворчание супруги Людмилы Михайловны не могло его остановить в этой благородной страсти — исследовать, изучать на ПРАКТИКЕ любимую природу, помогать ей! Я видел на стенах, на полках в его личном кабинете многочисленные чучела птиц, могучие рога подстреленного им лося (разрешалось в отдельные годы ликвидировать «лишнее» лосиное поголовье в охранной зоне заповедника); видел большие коллекции бабочек, птичьих яиц (орнитологу разрешено немного изымать их), видел приличную библиотеку о природе. — Хочу купить, как у тебя, японский цифровой фотоаппарат с набором фотообъективов! — говорил мне Александр Николаевич. — И обязательно новый компьютер, с принтером, сканером! Подключусь к Интернету! А чуть раньше мой друг проговорился, словно бы невзначай, о своём намерении пройти по Главному Уральскому хребту аж до Салехарда, до самого Северного Ледовитого океана! Во что я искренне поверил: если уж почти восьмидесятилетний натуралист мог за одни сутки пройти 60 с гаком километров по висимскому бездорожью и в самую лютую непогоду; если за один зимний сезон он «накатывал» на лыжах по тысяче-полторы морозных километров, то такая мечта у него никак не выглядела беспочвенной! (Недаром в Екатеринбурге ему, как самому старому бегуну, вручили памятный кубок на областных лыжных соревнованиях!). …Болезнь, страшная и коварная, подкосила моего друга Александра Николаевича Пискунова в то время, как он строил «планов громадьё»! Диагноз (смертельный) ему поставили в военном госпитале в Екатеринбурге в феврале 2009-го; а в ночь с 1 на 2 октября того же года он тихо, во сне, скончался ночью в своей квартире в Верхнем Тагиле. Похоронен на старом городском кладбище, недалеко от местной православной церкви, и рядом с автодорогой Кировград — Верхний Тагил. …Ему ещё хватило сил вскопать в мае этого года землю в саду и на огороде, посадить картошку и овощи! 22 июля, когда я с ним ровно два часа беседовал у него дома в Верхнем Тагиле, Александр Николаевич выглядел неплохо, только говорил шёпотом. Мы даже выпили за встречу по рюмке-другой виноградного вина! …Когда я жарким июльским утром уходил от моего друга на гору Лубную (один, с тоской в сердце), на окраине Верхнего Тагила, в роще из высоких старых берёз, вдруг запела… иволга! Минут пять я стоял и слушал громкую флейтовую мелодию. И теперь, когда она звучит на моём компьютере (есть диск «Голоса птиц в природе»), я мгновенно представляю нашу последнюю встречу с Александром Николаевичем Пискуновым, верхнетагильским «доктором Швейцером», и эту берёзовую рощу с поющей иволгой. Душа моего друга тогда словно вселилась в эту чудесную таинственную птицу и напутствовала меня на продолжение его жизни, его безумно важной работы!!! Владимир Назаров, член Союза журналистов России | |
Просмотров: 1841 | Рейтинг: 5.0/1 |