| Главная » Читальный зал » Владимир Назаров |
Таёжный урман – её дом
ТАЁЖНЫЙ УРМАН – ЕЁ ДОМ1
По правому берегу небольшой уральской таёжной речки Сотринки раскинулись обширные великолепные кедровники. Огромные колоннады деревьев вольно устремлялись в небо, почти смыкая там свои густые тёмно-зелёные кроны. Сумрачно и прохладно было внизу даже в жаркие июльские дни. Толстый покров жёлтых игл, мёртвые мшистые коряжины упавших от старости великанов, седые лишайники, свисавшие длинными бородами с нижних засохших ветвей кедров и елей, куртинки зелёного мха на солнечных прогалах и высокие бледные стрелки-стебли лесной травы там же – всё это молчаливо свидетельствовало, что человек сюда никогда не приходил с топором и пилой…Ленточный приречный древний кедровый бор тянулся, как и сама Сотринка, с севера на юг с добрый десяток километров, чуть ли не до впадения таёжной речушки в широкую и полноводную Сосьву – красавицу нашей североуральской природы. Начав свой бег на северном водоразделе Уральского хребта, Сосьва сначала сноровисто бежит среди красивых гранитных утёсов и скал, покрытых лесом, и только потом (после города Серова), вырвавшись на свободу, плавно и широко стремится изумрудной струёй на восток, чтобы там соединиться с Тавдой, Турой и самой Обью… В детстве я по берегу Сотринки доходил иногда до Сосьвы, а один раз даже смело переправился один-одинёшенек через неё на старой чёрной деревянной долблёнке, брошенной рыбаками. И лодку мою снесло далеко вниз сильным течением… В конце июля – начале августа я с малолетним братишкой уходил в тот девственный заповедный бор за первыми смолистыми кедровыми шишками…Молочно-белые, мягкие и сладкие, орешки так и таяли во рту!.. Но сначала надо было добраться до вершин громадных деревьев, щедро увешанных там крупными и тяжёлыми тёмно-коричневыми дарами тайги. И сбить палкой, как-то стрясти эти ещё вызревающие «чортовы шишиги». Из-за них-то, проклятых, я всегда уходил из тайги в царапинах, синяках, перемазанный густой липкой смолой. А братишка как-то раз, не добравшись и до середины ствола кедра, камнем ухнул вниз – спасла мальчишку только толстая моховая дерновина! Безопасно и ловко взобраться по бугристо-шершавому толстому, внизу совершенно голому, без веток, стволу вековечной сибирской сосны – дело очень непростое, требующее смелости, сноровки, ума, расчета и не дряблых мышц. Лучше всего на кедровую верхотуру лезть худому и поджарому, но мускулистому и сильному пацану. Примерно таким я и был в 12-14 лет! Время созревания кедровых орешков («забав» – по Далю) – праздник не только для людей, но и многих птиц и животных! Пока ты, потный, усталый, лезешь и лезешь вверх, кажется, по бесконечному стволу, весь облепленный древесной трухой, мошками и комарами, кедровки и белки уж вовсю пируют там, на поднебесных хвойных нивах. Сверху, с высоты десятиэтажного дома, раскидистые, разлапистые «главы» кедров словно сливаются воедино, и ты, маленький и беспомощный, качаешься на ветру, накрепко обвив руками такую спасительную, родную, но тонкую и хрупкую вершинку дерева; тебя словно убаюкивают торжественно-величавые, мощные волны этого бесконечного и безбрежного моря тайги, теряющейся, словно тающей в синей мгле ускользающего куда-то горизонта. Помню, я ни за что не спешил взяться за работу – поскорее сбивать шишки; с полчаса, а то и больше висишь над бездной, с радостью и удивлением оглядывая почти что сказочную таёжную округу. С земли её такой никогда не увидать! Волнуется, колышется наравне с тобой зелёное хвойное море, поёт весёлый ветер в соседних вершинках; иногда прилетит и сядет на отягощённую плодами ветку кедровка и примется сноровисто расклёвывать приглянувшееся пузатое (и ещё вовсю родящееся!) «шишко» – плотнотяжёлое смолистое тело, дитя этого кедра. А вот весёлой парочкой, одна за другой, проскакали невдалеке по вершинам молодые рыжие белки. Рассыпались кто куда – и вот уже каждая держит во рту полновесную добычу! – Эй, проказницы! – кричу им. – И для меня нарвите побольше шишек! Шумный порыв ветра относит мои слова в сторону; но и белок уже нет: то ли почудились мне пушистохвостые, то ли куница поблизости объявилась… А однажды на треск ломаемых мною кедровых веток с шишками пришёл лесник и, невидимый, долго ругался во тьме нижнего лесного яруса… …Всё было в детстве, но больше хорошего! И запомнился мне пуще всего этот свободный полёт души и тела на самых высоких вершинах ритмично и упруго раскачивающихся двухсотлетних кедров, где я чувствовал себя почти как в «материнской колыбели»! 2
Теперь мне на полвека больше!..На кедры за шишками не лазаю – собираю у мохового подножия, куда ветер сам отрясает их… Однако в наших пойменных островных лесах настоящих плодоносных кедров немного, а белок ещё меньше. И всё же они живут тут! …В начале третьей декады августа 2008 года я подошёл к давно знакомому месту: рыбацкому бивуаку на берегу Девкиной протоки. Широкая зелёная поляна, окружённая берёзками, осинками, старое пепельно-чёрное кострище, разный хлам вокруг… Тишина, одиночество… Протока обмелела, рыба ушла в Обь, до которой отсюда не более пяти километров разделяющей нас поймы. На фоне её и светлого облачного неба строго рисуется профиль молодого стройного кедра, смело подошедшего к самому обрыву крутого берега водоёма. Спускаюсь мимо него к воде по натоптанной рыбаками глинисто-песчаной тропинке. И слышу за спиной громкое беличье цоканье!.. Вот так раз! Да, это она, таёжная гостья, уютно расположившаяся всем телом вдоль одной из толстых веток посредине дерева. Длинные зелёные щётки кедровой хвои чуть заслоняют её мордочку, но можно рассмотреть, что это большая старая белка с продолговатым облезшим пятном на боку (не заросла ещё рана от когтей хищника или убийственного браконьерского дробового заряда?); в передних лапках она держит ошелушеннную крупную шишку и искоса посматривает на меня. – Привет, белка! – негромко говорю ей. – Сейчас, пожалуйста, никуда не убегай – я тебя сфотографирую крупным планом. Отхожу метра на два, снимаю рюкзак, достаю оттуда телеобъектив и навинчиваю на свою «зеркалку». Всё, готово! Где белка? Ага, на месте! И не шевелится даже, не меняет позы! Странно как-то!.. Не менее полусотни кадров нащёлкал я минут за десять, что рыжая позировала мне; с разных точек, в фас и профиль… И везде попадали в видоискатель её живая мордочка с крупными чёрными глазами и пушистый хвост, красиво закинутый на спину… Потом, рассматривая дома снимки незнакомки, я отчётливо видел на её боку этот большой шрам, тянувшийся сверху вниз, позади левой лопатки!.. Я верю в предчувствия. И тогда, в послеобеденный час на протоке Девкиной, и в комнате у компьютера сердце моё тревожно ворохнулось, словно это меня так исполосовали!.. До сих пор вспоминаю ту старую и как бы ручную белку; почему она средь бела дня вышла на открытый простор трассы ЛЭП-500 и этой поляны с краю, почему выбрала одинокий, всем видимый кедр, когда налево за просекой был сравнительно густой старый кедровник? Можно предположить, что эту белку кто-то привёз из дома на легковушке и выбросил прочь, как старую износившуюся вещь! Многие годы зверушка, бодро прыгая в клетке, радовала малых ребят этого изверга, и вот… Или болезнь и рана совершенно до этого дикой белки были причиной её «бесстрашия»? Прискакала… умирать? На воле?.. Стреляют же браконьеры, не взирая и на пустой желудок зверька… Выгоняя его на морозе из тёплого гайна? с помощью собаки лайки… Добытчику не важно ничего, кроме кряжа, хорошей шкурки! До сих пор в охотничьей литературе существует классификация русских кряжей: уральский, северопечорский, центральный и западный; среди группы западносибирских кряжей особо различают: обский и томский. Есть ещё группа восточных кряжей белки: амурский, забайкальский, якутский, ленский, енисейский и алтайский, существует даже кряж белки-телеутки. Ещё в бытность СССР в сфере меховой торговли был разработан и утверждён правительством пушно-меховой стандарт. И шкурки бедной нашей белки (живой звериной души!) по этому стандарту делятся на 17 «кряжей» в зависимости от региона их добычи, окраски, способа съёмки и правки шкурки… Наверное, и сейчас обская белка там не на последнем месте! …Всегда радостны и волнующи мои встречи с любознательной проказницей – рыжей белкой в наших островных лесах! – Здравствуй, моя дорогая белочка! – всегда я мысленно говорю ей. – Ты прекрасна! Живи и наслаждайся летним теплом, светом, влагой, всеми звуками и красками этого необъятного и ещё совсем не познанного нами Божественного мира!..  Белка с кедровой шишкой. Берег протоки Девкиной. 2001 г.
Copyright © Назаров В. П., 2019. Все права защищены | |
| Просмотров: 983 | Теги: | Рейтинг: 5.0/1 |